Дневник странника по Руси
25 декабря 2009 | 11:05
Повесть
из жизни «Командировка.ru» (с картинками) 2. В мутных водах
Светлояра
Вот, я говорил, что у Пукова трое детей.
Это так, но нужно уточнить. По его версии, он был в запое и
встретил в подземном переходе под Тверской женщину, торгующую с лотка книгами.
Она имела двух дочек, тем не менее, Пуков стал с ней жить
а потом они расписались. Вскоре у них родилась дочка. Третья. Первый муж
Людмилы (жену Пукова звали Людмилой, я ее пару раз видел — очень милая женщина) тоже был
представителем прессы, точнее, оператором какого-то центрального канала. Он ее
круто кинул. Забегая вперед, скажу, что Миша в итоге совершил тот же финт, что
и первый муж Людмилы. Но до этого надо еще дожить… Перед
рождением дочки Пуков завязал и пришел в нашу «Настоящую жизнь». А перед тем он
сидел на шее у своей мамочки, работавшей заведующей детского
садика.
Если я сказал про Пукова, надо бы
сказать и про себя. Моя супруга — человек интеллигентный, с гуманитарным образованием, даже
пишет стихи, зовут ее Татьяной. В данный момент она сидит дома с нашей
маленькой дочкой Аделиной. В общем, ничего особенного. Не то
что история Пукова, которая выглядит чисто подвигом.
С самого начала я не задавался вопросом,
почему Пуков любит ездить в командировки, но потом, когда в некоторых моментах
он выказывал явную брезгливость и заметно было, что он
не слишком-то любит глубинку, стал задумываться. Но — не понимал. Понятно было только, что
он явно отдыхает от своей нетипичной семьи. Потом, когда Пуков стал уделять
больше внимания проституткам, нежели работе, все загадки
по крайней мере приблизились к разрешению. А, впрочем, об этих отношениях
Пукова с провинциальной проституцией я расскажу в другой раз.
Но читатель может задаться вопросом: а
почему я, фотокорреспондент «Настоящей жизни» Геннадий Веленурин, езжу по
провинции? Если вы думаете, что на этом можно заработать много денег, то
ошибаетесь: тусуясь в Москве, вы заколотите гораздо
больше. А что, если я просто от этого получаю кайф?
Что, если мне Россия, настоящая, нестоличная, - нравится? Просто, мне здесь (то
есть, там) хорошо. Не верите? Ваше дело. Ну, да моя мама родилась в деревне. Но
ее еще младенцем перевезли в Москву, а я рос в городе и никакой такой сельской
«романтики» не изведал. Отец вроде говорил, что родом из Рязанской области, но
помер он, когда я еще был мал и не умел задавать существенные вопросы. Ну,
будем считать, корни мои в глубинке. Оттого и тяга.
Кто не слышал шибко красивую русскую
легенду про Китеж-град? Не знаю как для кого, но для меня явилось истинным
откровением новость о том, что озеро Светлояр, в котором по легенде Китеж
утонул, существует на самом деле. Несколько лет я хотел туда попасть. Даже
узнал, что на озере до сих пор проходит праздник, один раз в году, на Ивана
Купалу. Воображение конечно же рисовали дивные
картины, чудесные явления, чертовщину и прочую чушь. Я говорю «чушь» потому что
я насквозь прожженный профессионал. Я как тот гинеколог, для которого женская
прелесть — объект не для
сантиментов, но для вдумчивого изучения. Понимаю, что многих могу разочаровать,
но почему я должен говорить неправду?
Про Светлояр я имел представление,
составленное романом Мельникова-Печерского «В лесах», в котором есть
замечательное описание праздника на этом озере, относящееся к середине
позапрошлого века. Кстати, никаких таких чудес там не описывалось, а были лишь
бытовые зарисовки о нравах старообрядцев, которые съезжались раз в год к
Светлояру.
Эта командировка организована была
замечательно. Потому что (извините уж, но похвалю себя — а то кто еще похвалит…) готовил ее я. Сначала мы с Пуковым поработали в
Семеновском районе, в деревне Малое Зиновьево, которую
населяют потомки героев книги «В лесах». Да и город Семенов, славящийся
хохломской росписью, в свое время был основан раскольниками. Мы побывали на
развалинах старообрядческого скита и даже на могиле матери Манефы (героини
романа, которая на самом деле являлась реальным историческим лицом). Замечательный
дед с длинной бородой, главный старовер Малого Зиновьева Авдей Савельевич
Маслов много всего такого нам показал и о многом рассказал.
Кстати, воспевшего их Мельникова — Печерского староверы ненавидят. Как-никак
был он государственным чиновником, официальным искоренителем старообрядчества.
И следствием его деятельности стал полный разгром исторических обителей. Пустынножительство
в Керженских лесах, говорят, существовало вплоть до 40-х годов прошлого века,
но, конечно, не в тех масштабах. Помните «Таежный тупик» и семью Лыковых? Так
вот эти отшельники родом из-под Семенова, из деревушки Лыково. Именно оттуда
«кержаки» Лыковы сбежали в Сибирь, где их удачно обнаружил, воспел и погубил
(ведь перемерли все, за исключением Агафьи) Василий михалыч Песков. У
старообрядцев множество потаенных священных мест: чаще всего это почитаемые
могилы. В здешних лесах можно неожиданно наткнутся на
могилку или целое небольшое кладбище. И, что поразительно, почти все они
ухожены. Вокруг деревни Малое Зиновьево я насчитал
таких до десяти.
Старообрядчество поменяло свой стиль жизни, как теперь
принято говорить, формат, но кое-что все-таки осталось. Например, иконы в домах
закрывают занавесками, а некоторые старики отказываются от пенсии. Но не Авдей
Савельевич. Пару лет назад здесь случилась страшная засуха. Председатель
малозиновьевского колхоза «Верный путь» собрал старожилов и вкрадчиво так
намекнул: «А что, в старину, бывало, крестный ход от этого дела помогал…». Назавтра,
аккурат через два часа после крестного хода хлынул
ливень. В благодарность председатель отдал старообрядцам помещение клуба. Под
молельню. Деды сказали спасибо, но клуб третий год пустует. «Не намоленное
место», - говорят. Собираются до сих пор в избе одного из дедов.
Раскольники — народ своеобразный, но покладистый и
отвечающий за свои слова. Я стараюсь напирать на этот тезис просто потому, что
простые русские (то есть нераскольники), к сожалению и к горечи, за свои слова
не отвечают. С нашего брата (русского) все взятки гладки. Любимая моя
поговорка, характеризующая национальный характер россиян: « у соседа корова сдохла; маленькая радость — а приятно».
В Семенове районные чиновники нас
уверили, что праздник на Светлояре состоится в ночь с 7 на 8 июля (в Малом
Зиновьеве мы работали 5-го). Пуков решил развеяться и уже стал наводить мосты
насчет девочек, но я предложил поехать на Светлояр на день раньше, 6-го. Со
скрипом, но я его уговорил, мы едва втиснулись в рейсовый автобус и через
полтора часа были в селе Владимирское (оно находится в соседнем, Воскресенском
районе и село это ближе всего к Светлояру). Интуиция не подвела: праздник
проходил с 6-го на 7-е. Этих сволочных семеновских
чиновников мы, кстати, на празднике встретили. Они тоже приехали раньше, на
полупустом автобусе. Наверняка они знали про дату, и обмануть они нас пытались скорее всего из вредности. Не уверен,
правда, но ведь знали же они дату своего отъезда, когда снабжали нас
информацией!..
Итак, мы попали прямо на праздник. В
сельском храме шло богослужение, и через некоторое время должен был состояться
крестный ход к озеру, которое мы еще не увидели. В селе был престольный
праздник, Владимирская, но в данный момент перед нами стояла задача где-то
поселиться, «зависнуть». Село оказалось довольно большим, сельсовет — приличным двухэтажным кирпичным
строением, но глава администрации сказал нам, что мест нет — очень много приезжих. Куда ни плюнь — всюду блин! Ну, почему в России всегда
приходится преодолевать препятствия? В гонце концов, наша страна — не полоса препятствий… Она скорее – полоса невезения. В общем, мы устроили
небольшой скандальчик, после чего глава позвонил кому-то и вскоре за нами в
сельсовет пришел сильновыпимший очкастый мужичок.
Он провел нас в какой-то допотопный двухэтажный барак, первый этаж которого зиял
пустыми глазницами окон, второй же — обустроен под какую-то стоянку бомжей. В одной половине этажа
выпивали трое мужиков, во второй стояли две металлические койки, на пружинах
которых ровным счетом ничего не было. Очкарик держался солидно, представился
учителем и сообщил, что развалины дома — это «усадьба его предков». Под эту сурдинку он содрал с
нас за ночевку по триста рублей. О белье или хотя бы матрасах речи не шло. Вся
солидность сошла с его лица, когда я, разгружая свой рюкзак, достал припасенную
на смутное будущее бутылку водки. Он был буквально загипнотизирован ее видом и
больше ничего не слышал, даже про матрасы.
Тем не менее, мы смогли пробудить в нем
чувство реальности, чтобы «учитель» (он действительно когда-то, пока не спился — это мы потом узнали наверняка — был учителем труда в местной школе)
хотя бы показал нам, где озеро. Очкарик сам повел нас, но уткнулись мы не в
озеро, а в деревенскую избу, из которой после учительского стука вышел пожилой
человек, представившийся Иваном Автономычем, бывшим преподавателем географии и
краеведом. На очкарика он поглядел осуждающе, а на нас — снисходительно. К себе в дом не
пригласил, посадил нас на завалинку, достал из внутреннего кармана пиджака
какой-то свиток, который после разворачивания оказался картой озера. Карта была
изрядно помята, а в некоторых ееместах намечались дыры, из чего следовало, что
дед нередко использует ее в пропагандистских целях. Судя по его благостному
виду, предстоял долгий разговор.
Первые пятнадцать минут старик вкратце
излагал результаты замеров озера, которые он производил в течение сорока лет с
учениками. Если передать доклад кратко, озеро треугольное и глубокое. Никаких
остатков древнего города лично он не обнаружил, хотя самолично
прощупал все дно Светлояра. Следующие пять минут посвящены были составу воды, в
которой, насколько я понял, содержится много серебра. Дальше следовал
коротенький, всего на двадцать минут, рассказ о флоре и фауне Светлояра,
которые, впрочем, довольно бедны — камыш, караси да лягушки. В какой-то момент я даже задремал
(проснулись мы в этот день довольно рано). Дальше пошло интересное: оказалось,
озеро связано с рекой Люндой посредством подземного протока. Когда старый
учитель приступил к повествованию о том, как он пытался проникнуть в подземную
реку (это действительно было занимательно) в церкви зазвенели колокола, и это
говорило о том, что начинается крестный ход.
Старик нас пытался задержать, кричал,
что еще и половины не рассказал, но надо же иметь совесть! Я пристроился в
голове длинной вереницы верующих, невдалеке от иконы Владимирской Божьей Матери
(ее вынесли из церкви) и через пару километров перед нами открылось озеро.
Оно открылось прямо все, без остатка. Первое
впечатление: будто я попал внутрь громадного античного амфитеатра, наполненного
людьми. Светлояр оказался совсем небольшим озерком, не больше километра в
диаметре. Поскольку я только что созерцал карту, то знал, что оно почти
треугольное, правда, с сильно закругленными углами. Один его берег был
безлесным и гористым, другой сплошь зарос деревьями, третий — пологим и болотистым. На «лысой»
стороне были о-о-о-очень много народу. Наверное, людей было тысяч пять. Вообще,
этот берег напоминал пляж какого-нибудь морского курорта. Видно было, что
населены и другие берега, потому как из леса и из-за болота тянулись дымы
костров, и над озером стояло монотонное гудение людских голосов, смешивающихся
с плеском воды. Будто пчелы в улье… Крестный ход прошел рядом с лежащими и
греющимся на солнышке людьми. Люди удивленно, тупыми взорами провожали
верующих.
Процессия с иконой вначале поднялась на
гору над озером, постояла там с полчаса у деревянного креста (был молебен), а
потом отправилась по периметру озера. Когда шли по лесной части, из тени
деревьев то и дело появлялись люди явно не курортного типа (одетые скромно,
по-деревенски); они проползали под иконой, которую несли двое мужчин. Прополз
под ней и я —
не от веры, а так, на всякий случай, в качестве страховки от возможных
эксцессов. Подсознание шептало мне о том, что в такой людской каше что-то может
и произойти.
Когда круг вокруг озера оказался замкнут, навстречу нам со стороны села вышли
фотографы, восемь моих коллег. Познакомились: это группа нижегородских
фотохудожников. Они поселились в селе, в детсадике и там они несколько
увлеклись процессом «творческого согревания красненьким», в общем, опоздали. Но
Нижегородские фотохудожники вовсе не расстроились произошедшим — философски заметили что «все самое
интересно будет после захода солнца» и ушли назад, в детсадик, наверное,
продолжать «разминаться красненьким».
Верующие пошли обратно в село, мы же с
Пуковым остались, сели на высокую гору, под крест, закурили и стали созерцать
происходящее на озере безобразие.
В той стороне, откуда мы впервые сюда
пришли, мы увидели несколько грузовиков типа автолавок, с которые торговали
различными продуктами. В том числе и спиртным. Люди копошились
как муравьишки и отовсюду из магнитофонов и прочих звуковоспроизводящих
механизмов раздавалась попса. Среди деревьев — куда не кинешь взгляд — виднелись палатки и автомобили. Мы
расслабились и грелись на солнышке, растянувшись на траве, но тут нас побудил к
жизни на слишком приятный басок:
- Как насчет покурить?
Над нами стоял бородатый мужик. Одет он
был в кирзовые сапоги, покрытые приличным слоем глиняной
грязи, джинсы, голубизна которые едва угадывалась за сальными
потертостями, брезентовую штормовку и шапку-панаму типа «грибная шляпка». Он,
несмотря на свою солидную комплекцию, легковесно и почтительно присел
невдалеке, аккуратно сложил на траву брезентовый рюкзак, взял протянутую Пуковым
сигарету и попросил еще парочку. Пуков дал.
- Да-а-а… Светлояр. Давно сюда
стремился. —
Видно было, что мужику охота поговорить. Вона, смотрите: ползут ведь. Не знаете
этого обычая?
Мы не знали. Но, приглядевшись, мы
действительно увидели двух старушек, которые, варьируя между отдыхающими,
ползли на коленях вдоль берега. Выглядело это как-то нелепо: голые телки — а среди них старухи в платках.
- Обычай такой. Древний. Надо вокруг
озера проползти. Три раза. Тогда Китеж-град и увидишь…
- Да ну…
- Точно. Это я давно еще слышал.
- А видели?
- Нет еще. Тут ведь как: с верою в
Господа нашего надо ползть. И грехи с себя скинуть. Мне говорили
как: ты ползешь, а Сатана тебя сворачивает с пути. Старухи раньше ползли, а
Сатана в детишек вселялся. Детишки прыгают на старушек как на лошадей — а они ползут. Ноги в кровь стираешь — но ползи! Только тогда Благодать Божья
на тебя нисходит.
- А что рассказывают: каков он,
Китеж-град?
- Оо-о-о… Каждому
он по-своему открывается…
Мужик не стал развивать эту тему. Возможно,
хотел придать себе значительности. Я, чтобы прикончить
затянувшуюся на несколько минут паузу, спросил:
- А вы откуда?
- До-о-олгая история, - его бас
помягчел, из чего следовало, что мужика просто распирает хоть кому-нибудь
рассказать, - а шел я сюда тысячу километров.
- Эт откуда же?
- Из града Электростали. Под Москвой.
Слышали?
Откровенно говоря, работая в нашей
«Настоящей жизни» я привык ничему не удивляться. Главный девиз нашего брата: «в
жизни может быть все». К тому же люди склонны несколько преувеличивать
свои достижения. Ну, зачем тащиться пешком, коли сюда куча транспорта ходит?
Тем не менее, мы подыграли:
- Конечно
знаем! Сколько же вы шли?
- Сто двенадцать дней. Ровно. Именно в
этот час из дому и вышел…
Дальше он стал рассказывать. Он работяга, пахал на заводе, потом завод похерился и Василий (его звали
Василием) стал безработным. Благо, ни жены, ни детей не было (жил он с мамой),
а потому земные блага нужны были ему в небольшой степени. Кстати, я пригляделся
к Василию и увидел, что он вовсе нестарый мужик, наверное
ему еще не было и тридцати. Он ездил в Москву и там подрабатывал, разгружая на
станциях вагоны. Парень он был не слабого десятка, но, скажем так, особой
тонкостью организации не отличался: как говорится, был он простоват и туповат. А потом настал момент, когда он понял, что что-то в
этой жизни не так. Он стал читать книги, в основном духовного содержания,
причем, это были как православные так и
эзотерически-мистические произведения. В результате в голове Василия сварилась
мыслительная каша, вылившаяся в довольно своеобразную
философскую систему.
Один из выводов Васильевой системы
заключался в том, что якобы где-то существуют места духовного откровения и
озарения, в которых обитают истинные учителя человечества. Что-то типа Шамбалы,
только нашего, русского покроя. Василий эти гегграфические аномалии называл
«местами силы». Вообще, видно было, что Василий — человек, подверженный влияниям (в тюрьмах
такие становятся «быками») но добрый и дипломатичный. Едва только он прочитал в
какой-то псевдомистической брошюрке про что, что Светлояр существует на самом
деле, он собрался и через два дня уже находился в пути. А ведь факт, что мы с
Василием сродни, ведь и я засобирался к Китеж-граду, едва о нем узнал! Факт,
что про праздник Вася не слышал, тем не менее он
пришел к озеру именно в его канун — ну разве можно отрицать мистику наотрез?! Василий не знал
точно, где находится Светлояр, но, хотя путь его пролегал по довольно сложной и
беспорядочной траектории, все равно он вышел к цели. Мистика-то
как раз здесь не при чем: мост через Волгу в Нижнем один на пятьсот километров,
рано или поздно он все равно к нему вышел бы, ну, а в Заволжье разве что
ленивый или окончательно спившийся не знает про Светлояр, до которого от моста
не больше
Василий передал несколько эпизодов
своего путешествия. В первый же день он пытался зайти в церковь, попавшуюся ему
на пути, чтобы получить благословение от батюшки. Но церковь была
закрыта на ключ и Василий пошел просто так, без благословения, считая,
что цель его одарит всеми сразу благословениями на много лет вперед. Люди, с
которыми ему приходилось сталкиваться, в большинстве случаев относились к
Василию недоверчиво. Некоторые — агрессивно. Но бывало, что он ночевал под крышей и даже на
кровати. Два раза даже мылся в бане. Уже в Заволжье его попыталась женить на себе
веселая вдовушка, она уже было затащила молодца в постель, но Василий вел себя стоически и смело — решительно удрал. Вел Василия, как он сам утверждал, сам
Господь Бог. Несколько раз наш паломник применил в рассказе такую, к примеру фразу: «И я попросил Господа, и он послал мне
покурить…»
Глаза Василия выражали то ли счастье, то
ли идиотизм (потому что такое выражение глаз я видел у олигофренов степени
«имбицил»). Меня он, откровенно говоря, уже достал своей разговорчивостью
и я оставил их с Пуковым вдвоем, а сам пошел наблюдать жизнь на Светлояре.
Бродил я долго и вполне изучил состав
паломников (если их можно назвать таковыми). Большинство из них, как я заметил
еще в момент, когда мы сюда пришли с крестным ходом, были обыватели, люди,
приехавшие просто так, отдохнуть. В лесной части группировались люди в
старинных холщевых одеждах и с повязками на головах. Как я понял, это были
язычники, точнее, городская интеллигенция, увлеченная этим темным, но наверняка
занятным делом. Так же в лесу сидели группки православных верующих. Они
вернулись после окончания крестного хода и трапезничали. Приметил я так же
несколько «паломников» типа Василия, такого же немытого и бомжистого вида. Вели
они себя беспокойно и с каким-то болезненным то ли интересом, то ли осуждением
поглядывали в сторону загорающих лиц женского пола.
Отдельным лагерем со стороны лысого
берега расположились кришнаиты. Вели они себя радостно и шумно, а, когда
увидели фотокамеру у меня в руках, попросили, чтобы я их сфотографировал на
фоне озера целой их бандой. Ребятами они оказались общительными, называли друг
друга «просветленными братьями» (или сестрами), рассказали они мне, что они из
Нижегородского общества сознания Кришны, прибыли сюда впервые
так как почитают все сакральные места планеты. Главный из них, представившийся
Петром Ивановичем, пригласил вкусить с ними пищи, но я отказался. Откровенно
говоря, в Москве их
«харе Кришна —
харе Рама» меня сильно достала и не стал задерживаться
в их стане. К тому же я приметил, что обыватели в сторону просветленных братьев
посматривают весьма враждебно - то ли из-за их любви к монотонным песням, то ли из-за превратного
отношения к их экзотическому виду.
Кстати, предводитель кришнаитов
рассказал мне, что где-то на противоположном берегу озера примерно таким же
лагерем развернулись рериховцы, поклонники Агни-йоги. А то
как же: Светлояр (так по крайней мере так полагал Петр
Иванович) - это древнее языческое капище с очень сильной энергетикой,
вырывающейся из самых недр Земли. Это потом, в христианские времена выдумали
легенду о Китеж-граде —
для того чтобы закамуфлировать истинное назначение этого места.
Когда я вернулся на гору, Пуков еще
валялся под крестом, но уже в одиночестве. Паломник Василий как рассказал Миша,
выговорился, стрельнул еще пять сигарет и растворился в этом вавилонском
столпотворении. Вечер, между тем, неуклонно приближался.
Вообще-то мы (по крайней мере я) ждали этой ночи с нетерпением. А то как же:
рисовались-то картины из кино «Андрей Рублев» - со
всякими непотребствами и языческими игрищами. Я на сказал
бы, что мои ожидания наткнулись на стену разочарования, но все было довольно
кисло. Язычники на горе (в стороне от креста) развели большой костер и устроили
некое подобие игрищ с прыжками через огонь и песнями, среди которых преобладали
произведения российской попсовой эстрады тип «Ты скажи, чё те
надо, может да, чё шошь…» Довольно долго я «окучивал» молодую парочку, то бишь
уговаривал, чтобы они снялись в озере в обнаженном виде. Кончилось все
неудачей. Ночь выдалась безлунная, темная и холодная. К озеру пришлось
спускаться в кромешной тьме. Пока карабкались вниз, там, по всей видимости, на
водной поверхности, горели огоньки. Когда подошли ближе, мы увидели, что это
свечи, приделанные к венкам. В воде стояли женщины. Большинство из них были
одеты в рубашки, но некоторые были и голыми, причем обнажились те из женщин,
которые не могли похвалиться сложением Венеры. Это странный закон нудистского пляжа (относящейся к обоим пола): с
охотой раздевается лишь тот, кто давно потерял прекрасные очертания телес.
Тем не менее, фотографы (в том числе и я, грешный) увлеченно щелкали вспышками.
Когда мы вернулись в свой бомжатник, там
все еще квасили трое мужиков (путь в нашу половину пролегал через
ихнюю). Здесь я обнаружил, что моя бутылка водки превратилась в «бутылку из-под
водки». Она была пуста (а так хотелось согреться и расслабиться!), а в комнате,
в темном углу сидел очкастый «учитель» который заявил нам,
что арендная плата повышается и с нас еще триста рублей. Мы его послали ко всем
репродуктивным частям человеческого тела, он как-то безропотно ушел и мы
завалились спать. Перед тем как заснуть, я все время напевал: «Харе Кришна, харе рама…» Пуков зло сказал, что меня
закодировали.
Утром мы проснулись довольно рано,
собрали свои шмотки, и я предложил Мише, прежде чем
отправиться в обратный путь, сходить к озеру. Попрощаться. По пути из людей нам
встретился лишь один пьяный, который изо всех сил пытался встать из лежачего
положения. Но земное притяжение с заметным преимуществом одерживало победу.
Когда я попытался его сфотографировать, абориген (то, что он местный, было
видно по озабоченному и хозяйскому виду, с которым тот старался ухватиться за
завалинку избы) из последних сил набрал горсть земли и бросил мне в лицо, после
чего отрубился окончательно, пробормотав что-то вроде: «Не позволю позорить…» Что
характерно, земля попала мне в лицо. Я не уворачивался, ибо был уверен, что у
аборигена ничего не получится, за что и пострадал. Земля-то имела приличный
радиус разлета, но вот один малюсенький камушек угодил мне прямо в глаз. Если
бы этот придурок не вырубился, я его наверняка
отмутузил бы по полной программе. Долго я не мог проморгаться, а через некоторое
время, по утверждению Пукова, мое глазное яблоко покраснело. А впрочем зрения я не лишился и мы продолжили путь. Прошли
мимо непонятного заведения, над которым красовалась вывеска: «Сатана».
Оказалось, мне из-за пораненного глаза померещилось: на самом деле на вывеске
было написано «Сантана», это что-то на санскрите… Впрочем, созвучие-то
налицо!
Было уже полвосьмого утра, но вокруг озера будто все вымерло. А, может быть
озеро казалось вымершим только по сравнению со вчерашним Содомом… Правда,
мы заметили нескольких женщин в возрасте, собирающих в полиэтиленовые мешки
многочисленный мусор. Пуков с ними разговорился. Оказалось, это мифические
рериховцы и ассенизаторством они занимаются добровольно, просто исходя из
понятия, что кто-то должен. Вот ё-моё, подумали мы,
срать — так все, а как
убирать за собой —
так это рериховцы…
Поверхность озера рябила, был легкий
ветерок (вчера не было), и в воде мы разглядели две человеческие головы. Они
плыли и тихонько что-то пели. По мере того как две головы приближались по
направлению к нам, мы расслышали: «Харе Кришна, харе…»
На берегу, среди камышей, сидели пять
мужиков. Троих из них мы узнали: это были наши соседи
которые ночью пьянствовали в бомжатнике. Прислушавшись, мы поняли, что мужики
ожидают эту парочку, и, хотя их лексика состояла в основном из непечатных слов,
иногда проскакивали и приличные фразы типа: «Басурмане…», «Пидеры…», «Щас мы
их…поучим». Народные мстители излучали перегар и решительность. Один из них
любовно поглаживал деревянную дубину. Свои воинственные призывы они произносили
тихонько, кришнаиты
их не слышали и продолжали заплыв в нашу сторону.
В моей голове быстро пронеслась череда
мыслей. Во-первых, когда я еще ездил по горячим точкам, меня изредка за пьянкой спрашивали: что я буду делать, если у меня на глазах
боевики станут избивать женщину. Я отвечал приблизительно так: «Как Хемингуэй — он однажды написал: сидеть в гостинице
и пить виски». На самом деле я Хемингуэя не читал, фразу эту слышал от другого
человека, возможно, такого же неуча, как и я, но, мне кажется
определенная доля
журналистской правды в этой сентенции есть. Но, во-вторых, Светлояр — не горячая точка, и сейчас этих
«просветленных» (теперь было хорошо видно, что вторая из них — женщина) начнут мутузить.
- Эй, плывите назад! - вдруг крикнул я. - Назад, сюда нельзя!
Они остановились и не поплыли вообще
никуда. Они не поняли в чем дело.
«Великолепная пятерка» выползла из своей
засады и решительно двинулась к нам. А просветленные
продолжили заплыв —
в нашу сторону. Мы с Пуковым оглянулись. За нами была гора с крестом, других
людей не было (рериховки испарились), но в принципе мы вполне бы могли удрать
от этих испитых товарищей. Я сделал отмашку в сторону «просветленных»:
- Уплывайте, сейчас…
- Щас. Поговорим… - Процедил сквозь зубы
один, с дубиной.
А между тем кришнаиты стали выходить из
воды. Нет, не бойтесь, голыми они не были, это были мужчина лет сорока (в
трусах) и юная, совсем худая девушка (в купальнике). Мы очутились аккурат между теми и этими. Те, которых собирались учить ни черта ни понимали! Надо было бежать — другого выхода не было, мы уже
повернулись и решились, как вдруг…
В траве мы заметили задницу.
Знакомую увесистую задницу, точнее, засаленные джинсы
и брезентовый рюкзак на спине. Это полз наш знакомый паломник Василий. Он
удивленно поднял добродушную бородатую физиономию и спросил:
- Чёй-то вы?
- Иди. Хреначь своей дорогой, мужик. Не
мешай. — (так заявил один из «пятерки»).
- Вася, нас будут бить. — Тихо прошипел Пуков и показал пальцами
на «пятерку».
- За что? - Василий встал. Тут-то мы поняли что мужиком он был очень даже крепким. Наверное, на
своем заводе он был молотобойцем.
- Пока не за что. В том то и дело, -
продолжил Пуков.
- Ага. — Вася на сей раз
сообразил очень быстро. — Вы мои братья. Бегите. Я с ними разберусь…
И Василий положил на землю свой рюкзак.
Чтобы понять нашего брата фотокорреспондента, нужно не забывать: мы с собой
возим аппаратуру. Очень между прочим, дорогую, на
несколько тысяч баксов. Я всегда, в любом месте и в любом состоянии должен
знать, что аппаратура в целости, и, что самое главное, в сохранности. Пусть она
и казенная, но выплачивать-то за нее потом придется
мне…
В общем мы все
четверо побежали в гору. Сзади мы слышали какие-то нечленораздельные визги и
стуки — как будто бы
трещал хворост. Отдышались мы только в лесу, пробежав метров пятьсот.
- А где ваши? - спросил я у
«просветленных».
- Уехали.
Еще с рассветом.
- Чего ж вы остались?
- Да, так…
Мы отдали им куртки. Видно было, что несмотря на разницу в возрасте лет эдак в двадцать,
между ними была любовь. Их одежда должна была быть там, где мы оставили нашего
Васю. Как же мы могли его кинуть?! Какой стыд…
Мы двинулись в обратном направлении. И
зря: через полминуты мы имели счастье лицезреть нашего
спасителя. У него был оторван рукав, под его глазом сиял
образцово-показательный фингал, тем не менее, вид его
излучал счастье. Про наших бывших соседей он сказал только: «Ну, мне не
впервой… они отдыхают…»
Выяснилось, что, когда Василий заметил
нас, он завершал третий круг проползания вокруг озера. Начинал он от креста и
там же должен был закончить. До финиша ему оставалось сто метров. На вопрос,
видел ли он Китеж-град, Вася не ответил. Только улыбнулся чему-то внутри себя.
Через полчаса мы стояли на трассе и
голосовали. Это похоже на чудо, но остановилась пустая «Газель» и водитель
согласился довезти нас до Нижнего по цене автобусного билета.